1. Оптический обман

Когда мы смотрим на обэриутов, мы делаем это сквозь две искажающих линзы.

Первая линза, «политическая» — сквозь 1937 год, сквозь наше знание о сталинских репрессиях, «сквозь Архипелаг», искусство обэриутов сверхтрагично. Это искусство обреченных сгинуть в лагерях, на фронте и в блокаду, знающих об этом, но находящих в себе силы шутить на краю бездны.

Своеобразное продолжение этой оптики — взгляд на обэриутов через самиздат. И в самом деле, первое собрание сочинений Хармса стараниями Мих. Мейлаха и Вл. Эрля состоялось в Бремене в конце 70-х, и было это актом диссидентским (Мейлаху вкатили в итоге 7 лет лагерей, его освободила перестройка).

Да, конечно, обэриуты известны как авторы детских стихов, благо был Детгиз, которым с 1926-го руководил С.Я. Маршак, были журналы «Ёж» и «Чиж»... Но, к несчастью, у многих читателей сложилось устойчивое представление о том, что кроме детских стихов, обэриуты ничего и не писали. Не напечатали — значит этого и нет вовсе; такова оптика забвения.

Вторая линза — непростая, мы смотрим на обэриутов «через Хармса». Да, Даниил Хармс был «человеком обэриутского вероисповедания», и у него на стене висели часы с подписью, что эти часы имеют «сверхлогическое значение». Бесспорно, Хармс — квинтэссенция обэриутов, самый издаваемый и известный. «Хармс» стало нарицательным, обозначая нечто, выходящее за рамки рассудка, да еще вот «хармсовщина» - такая «дурка», абсурд с оттенком «чернушной карнавальности».

Много ли мы знаем об ОБЭРИУ, кроме того, что это, как сказано в одной диссертации, «закрепившееся в литературоведении название для обозначения определенного типа абсурдистского дискурса, возникшего к 1930-м годам на почве семиотических экспериментов авангарда»?

2. Обэриуты как бр-рэнд

Сначала они были - «чинари». Слово придумал Введенский, переосмыслив выражение «духовный чин». Подписывался: «чинарь-авторитет бессмыслицы». Пятеро смелых: Липавский, Друскин, Введенский, Хармс, Олейников; собирались на Петроградке у Липавского, или на Надеждинской у Хармса, говорили, спорили. Выходили на Невский. Чудили. Слова «перформанс» тогда не было еще.

К 1925-му в компанию «чинарей» попал Николай Заболоцкий. Тогда, правда, «чинари» называли себя «Академией левых классиков» и играли в театр. На это не стоит смотреть как на какую-то веху. Тогда время такое было: мало кто не состоял во фронтах, академиях, флангах или на крайний случай, «производственных коллективах». Мало кто не занимался эпатажем. Время такое было, р-революционное.

Чем запомнилась вторая половина двадцатых годов? Это «Голова профессора Доуэля», ТАСС и Ассоциация современной музыки. «Мать» и «Броненосец Потемкин», Всесоюзная перепись населения, «Булыжник — оружие пролетариата». «Конармия»,Певая пятилетка и «Клоп». Шахтинский процесс и 11 расстрелянных, «Двенадцать стульев»...

В 1927 году «Академии левых классиков» было поставлено условие: необходимо снять из наименования слово «левый». Хармс тут же придумал другое название – «Объединение реального искусства». Чтобы название сообщества легко узнавалось, решено было его сократить. Так появилось ОБЭРИУ, «второй возраст авангарда», как называл его Дмитрий Пригов (под третьим возрастом он разумел, конечно, постмодернизм).

Кстати, об отношениях авангарда и обэриутов. Здесь — третья искажающая линза: считать обэриутов «поэтической школой» (на манер символизма, акмеизма и футуризма) — или, того пуще, «предвосхитителями» (того же театра абсурда). Это сейчас, из 21-го века, мы выстраиваем строгие логические цепочки, от Гоголя, Бергсона Козьмы Пруткова и капитана Лебядкина — через обэриутов - к Беккету и Камю и далее, к сегодняшним «инкарнациям» обэриутов: «лианозовцам», «поэтам Малой Садовой», «хеленкутам» и «митькам», к Илье Кабакову, Дмитрию Пригову и Виктору Пивоварову. Все они, говорим мы, были «инициализованы Хармсом».

Говорят еще так: в русском (советском и постсоветском) контексте слово «абсурд» вызывает другие ассоциации, чем в сытой, довольной и политкорректной Европе. Не человек со своими экзистенциальными терзаниями вносит абсурд в реальность - реальность абсурдна сама по себе, это реальность, не осознающая себя. «Совок», идеологический, психологический, бытовой, в своей нерефлексивности это цирк и карнавал. Черный клоун, бьющий под дых. Смешно, не правда ли?..

«Советский зритель нуждается в советском смехе», - это из кинорецензии 1926 года. В журнале «Экран» в том же 26-м - стихотворение «Борьба за копейку» с таким многообещающим началом:

Никто не забудет былые года,
Запавшие в грудь валунами...

Маленький пример большого абсурда.

Мир — театр, вздохнем мы и вопросим, вслед за Эженом Ионеско: «Разве жизнь не парадоксальна, не абсурдна с точки зрения усредненного здравого смысла?»

3. « я провел как бы поэтическую критику разума...»

Еще несколько слов.

За разговорами об абсурде часто забывается, что ключевое для обэриутов слово — не «абсурд» или «бессмыслица», а «реальность». Реальность очищенного от обыденной шелухи подлинного смысла слов. В этом, подлинном смысле, слова становятся тем, что Леонид Липавский называл «иероглифами», а Яков Друскин - «обращенной ко мне непрямой или косвенной речью нематериального, то есть духовного или сверхчувственного, через материальное или чувственное».

Отсюда, из сверхчуственного, слова Хармса о том, что «истинное искусство стоит в ряду первой реальности, оно создает мир и является его первым отражением». Из этого «первого отражения» Введенский «посягнул на понятия», Хармс — на форму, Олейников — на стиль. «Произнести слово» - значит ли «соотнести слово с действительностью», или «соотнести слово с другими словами»? Мешает разум пробиться к сущностному, мешает и обманывает при помощи языка.

Как бы мог сказать Александр Введенский, по жизни страстный картежник: «на кону Бытие, на руках — сплошная семиотика»...

PS. А бабушки все падают...

К вопросу об «оптике забвения»: в конце апреля в Москве скончался Владимир Глоцер. Как рассказал РИА «Новости» владелец издательства «Гилея» Сергей Кудрявцев, будучи доверенным лицом наследников поэтов-обэриутов Введенского, Хармса и Бахтерева, Глоцер практически заблокировал их издание, убедив наследников в том, «что все вокруг проходимцы и жулики».

Теперь издатели рассчитывают, что наследники этих поэтов не будут препятствовать публикации их произведений.

Владимир Глоцер был литературным секретарем Самуила Маршака, с начала 1950-х до начала 1970-х годов вел литературный кружок при детской библиотеке. Писал статьи о детской литературе, публиковал пересказы сказок народов СССР на русский язык, занимался исследованием творчества Б.Житкова, Д.Хармса, Н.Олейникова и А.Солженицына.

Copyright © А.Крамер, 2009