0.0.
Поэзия начинается с сотворения ускользающего из ткани звучания. Опыт вхождения в эту ткань, опыт прожить ускользающее в разрывах сотворенного приводит к тому, что poesis сменяется noesis'ом, сотворение - знанием, поэтическое - вещным, слово становится реальностью, неустранимой из мира.

0.6.
"Не слышать нельзя, как смешались вокруг вавилоны,
и носятся в воздухе отзвуки получудес…"

1.0.
… формула "нельзя не слышать" - именно нельзя, а вовсе не как "можно услышать". Возможность заменена нормативным запретом; ситуация невозможности уклонения от слышания - но не перформативным "слушай", но выходом в логическое "никакой человек не может не слышать" - глухота (ab-surdo) невозможна "по умолчанию".

1.3.
Чудо целостно как опыт, как сущностное состояние очевидности соприсутствия, оно нерасчленимо, поскольку экспликация чуда становится самим опытом проживания, со-присутствия. Чудо тавтологично, со-присутствующий из него онтологически неустраним, но "получудеса", а не "полуотзвуки", целостность отзвуков при какой-то расчлененности чуда, лишенного того, при чем присутствует проживающий опыт. Невозможно достоверно понять, здесь некий герменевтический парадокс: полу- потому что "еще недо-сотворенные" или это из разряда "еще не чудеса, но все-таки".

1.7.
Но отсылка на Вавилон? Халдейское чудо висячих садов Семирамиды, храм Ваала, или это аллюзия, отсыл на вавилонскую башню? Аллюзия как форма метафорического знания, знания подразумеваемого; коль скоро языки звучащие, то смешение нескольких вавилонов - тоже своеобразный троп: одно чудо смешивается с другим чудом и получается "звучащее получудо". Но… что же возможно как опыт вне со-присутствия, вне "нельзя не слышать" - опыта несокрытости мира в звучании слова? Поэт всегда немного по ту сторону, его trans-cendo - опыт со-присутствия несокрытости…

2.1.
Еще: тавтологичность - в "отзвуках". Отзвук, отражение, эхо, предзаданность поверхности, от которой может отразиться звук. Замкнутое пространство… "И по комнате носятся отзвуки". Звука уже нет, но обломки уже-отзвучавшего обращаются на себя, сущностно, в опыте невозможности не-слышания, состояние соприсутствия несокрытому обращается в опыте соприсутствия знанию несокрытого; знание, обращенное на себя, становящееся в своей тавтологичности проговариванием ускользающего.

2.8.
Или это уже другие чудеса? Откуда мы знаем, что первое связано со вторым? Что в "смешении вавилонов" - причина "отзвуков получудес" в замкнутом мире отражений? Знание причины создает иллюзию знания цели, как будто цель смешения - в опыте от-звучания, как вещного присутствия в мире, удостоверенности в реальности опыта, несмотря на очевидность "я есмь", несмотря на очевидность чуда, ноэтическое суть граничное, как со-присутствие предельному, как terminus, данный как знак или как вещная граница.

2.9.
(или как рвы вокруг стен, как в Вавилоне)

3.4.
От-звуки, как от-кровения. От звука как от крови, раз чудо, раз древний магический ритуал со-присутствия жизни, даже когда звука нет, крови нет, но есть произведенное от крови, от звука. Не может быть ни полу-звука, ни полу-чуда, ни полу-крови, как не может быть полу-жизни. Вот и "полу-чудо" в тексте как люфт, как зазор: вот еще нет чуда, и вот уже чудо ставшее. Нет промежуточных фаз, но есть этот тонкий зазор как граница предельного знания, как присутствие этого несокрытого в зазоре, данного как эхо.

4.1.
Поэт свидетельствует пребывание. Опыт знания чуда, опыт со-стояния в этом зазоре в момент сотворения чуда, пребывание, и удостоверенность, и жажда повторения, и конечной невозможности его, ибо невозможно о-пределить "я есмь", как сущностную тавтологию очевидности.

5.2.
"Сохрани мою речь навсегда…"

Copyright © А.Крамер, 2005